Языковая ассимиляция американских скандинавов, языки и диалекты

Как происходила языковая ассимиляция американских скандинавов? Самым хаpaктерным можно считать языковое развитие норвежцев. Норвежский язык отличался обилием диалектов — от 700 до 1000.

Содержание

• 1. Использование языков и диалектов
• 2. Употрeбление английского языка иммигрантами
• 3. Стадия двуязычия
• 4. Американизация фамилий и имен
• 5. Вытеснение иммигрантских языков в городах
• 6. Национальное самосознание скандинавских иммигрантов
• 7. Участие американских скандинавов в политике

Использование языков и диалектов

Носители множества этих диалектов старались селиться в Америке землячествами, но пpaктически это, даже в сельской местности, даже в ранний период иммиграции, полностью не удавалось. В результате диалекты стали в какой-то степени перемешиваться, нивелироваться, тяготея к литературному датско-норвежскому языку. Но в этот процесс властно вторглось влияние господствовавшего английского языка, на который почти непосредственно от диалектов стали переходить норвежские переселенцы. Различие диалектов, трудности понимания, иногда очень значительные, связанные с ними взаимные насмешки этому способствовали. О трудности общения свидетельствует бытовавший среди американских норвежцев анекдот, который приводит Э. Хауген, — о том, как речь на ином норвежском диалекте была принята за английскую. Особым насмешкам подвергался один из самых изолированных диалектов Норвегииг на котором там говорило многочисленное население бедного рыбацкого района, и выходцы из этого района относительно быстрее других соотечественников перешли в Америке на английский язык.

В конце XIX в. Норвегия переживала крупную языковую реформу. Права литературного языка получил после долгой борьбы «ландсмол», основанный на ряде народных диалектов. Языковое движение перекинулось и в Америку, и американо-норвежская интеллигенция приняла в нем участие. Но в иммигрантской массе «ландсмол» почвы не обрел. Судя по беседам, проводившимся Хаугеном, носители не включенных в «ландсмол» диалектов его не принимали, иммигранты же в большинстве питали большое почтение к прежнему, датско-норвежскому, литературному языку. И вообще культурные перемены на покинутой родине были уже чужды переселенцам, развитие которых,, в том числе и языковое, происходило теперь под влиянием новой, американской среды.

Употрeбление английского языка иммигрантами

Английский язык неумолимо вторгался в речь иммигрантов. Автор одного письма, опубликованного в норвежско-американской газете, заявил, что он — против «лапдсмола» и пишет на своем родном диалекте, смешанном с английским языком — как говорят простые люди в норвежских поселках. Джоран Беркленд вспоминала, как ее отец часами беседовал с другим норвежцем о политике и урожае «по-норвежски или на таком английском языке, который тоже был норвежским». Канзасские шведы также говорили в конце XIX в. на смеси своего шведского диалекта с английским языком. Родство этих языков с английским только усиливало смешение, которое в основном шло общим путем: обновление английской лексикой при сохранении грамматического и фонетического строя языка или в данном случае диалекта. Английские слова, по изысканиям Хаугена, заимствовались преимущественно из области официальных отношений и из экономики. Гораздо меньше таких заимствований встречалось в словаре домашней и семейной жизни, в эмоциональных выражениях, в религиозном словоупотрeблении. Ферма и все связанные с ней дела обозначались американскими терминами, а отдельные, привычные орудия (например, пила) — норвежскими. Норвежскими же оставались названия домашних животных и традиционных блюд. Особенно стойки были норвежские термины родства. Однако иные из них (например, особые названия дяди по отцу и дяди по матери) отмерли. Влияние языка Америки не ограничивалось лексикой. В норвежскую речь проникла американская интонация. Это было истолковано в 1897 г. газетой норвежской столицы как «иноземное свойство» в голосах норвежцев, долго живших в Америке, для которых родной язык, видно, стал иностранным, хотя они и бегло говорят на нем.

Этот язык Хауген охаpaктеризовал как «двуязычный диалект» норвежского языка. Блеген считал его промежуточным норвежско-американским языком, облегчавшим иммигранту переходный период.

Хаpaктерно, что исследования, производившиеся через 20—30 лет после Хаугена (и по его методу) среди американских норвежцев округа Боек в Техасе, обнаружили то же направление и тот же хаpaктер языковых заимствований, какие нашел Хауген в языке норвежцев Среднего Запада. В более поздний период неизбежность скорого исчезновения норвежской речи определилась ясно.

Стадия двуязычия

Описывавшийся выше норвежско-американский язык можно считать стадией двуязычия. Постепенно оно принимало все более чистую двойственную форму. Некоторые норвежские старухи, которых интервьюировал Хауген в 30-х годах нашего века, совсем не знали английского языка, но их речь содержала больше английских слов, чем норвежская речь окружавших их двуязычных американских норвежцев. Уже в 70-х годах XIX в. упоминавшийся выше сан-францисский пастор Хвистендаль читал проповеди и по-норвежски, и по-английски. Приводимое Фл. Джансон письмо американского шведа, посланное на родину в 1896 г., начинается английским обращением «Му dear parents» (Дорогие родители!), далее следует шведский текст. Тот же прием применялся польскими иммигрантами, письма которых опубликовали в известной социологической работе Томас и Знанецкий.

Для американских норвежцев период подлинного двуязычия наступил, по мнению Хаугена, на грани XIX и XX вв., причем преимущество уже было за английским языком. Норвежский закрепился в это время как язык семьи, церкви, общения с ближайшими соседями — норвежцами, английский же стал языком общения с внешним миром. Висконсинский ученый П. Манч, обследовавший в середине XX в. две норвежские популяции штата, нашел, что в более американизированной из них норвежский язык почти никогда не применяется на людях. Помимо того, применение того или иного языка в двуязычной среде зависит от конкретной ситуации, от функции речевого общения, от отношений собеседников и роли, выполняемой каждым из них. Американский лингвист Нильс Хассельмо сформулировал это таким образом: «Выбор языка зависит от того, к кому обращается говорящий, каким средством он пользуется, в какой обстановке находится, о чем идет речь, каковы функции его сообщения и каковы находящиеся в его распоряжении языковые ресурсы». Обследовав (в 60-х годах нашего века) ряд шведских иммигрантов — рабочих, фермеров, домохозяек и др., — родившихся большей частью в 90-х и 900-х годах, Н. Хассельмо разделил их речь на три вида: английскую, американо-шведскую (где основной язык — шведский) и шведско-американскую (где основной язык — английский). Впрочем, он справедливо допустил возможность континуума речевого развития, в котором эти типы обозначают лишь относительные стадии.

Принцип двуязычия — с растущим преобладанием английского языка — прослеживается и в антропонимике, и вообще — ономастике. Норвежские иммигранты иногда имели одну фамилию для соседей-земляков, другую — для внешнего мира, пользовались норвежским именем дома и американским — на работе, особенно в городах. Скандинавские фамилии обычно имели патронимический хаpaктер (фамилии-отчества) и состояли из мужского имени и окончания «son», реже «sen», особенно у шведских и датских иммигрантов, причем в основу фамилии не всегда бралось имя отца, это могло быть и имя сына, если сын был известнее. На родине норвежские крестьяне могли и не иметь фамилии, а переселяясь в город, тоже принимали фамилии патронимического типа. В Америке норвежцы чаще, чем шведы и датчане, принимали фамилии по названию родного хутора или родной округи. Подобные фамилии оканчивались частицами «land», «berg», «dahl» и т. п., и распространение их стимулировал проповедовавшийся в конце века американо-норвежской интеллигенцией норвежский патриотизм. Но иногда фамилия бралась по названию американской фермы, где селилась семья, или даже принималась фамилия прежнего владельца этой фермы.

Американизация фамилий и имен

Довольно часто норвежским фамилиям придавался американский хаpaктер — обычно по созвучию. Так, многие Нильсены (Nilsen) стали Нельсонами (Nelson). Один из информаторов Ф. Фьельстрем принадлежал к шведской семье Hakanson, которая в Америке приняла близкую по звучанию и типично англоамериканскую фамилию Hawkinson (Хокинсон). Шведским деятелем в Чикаго был капитан Эрик Джонсон (Johnson), сын одного из зачинателей шведской иммиграции в США Эрика Янсона (Janson). Пролетарский поэт Джо Хилл, герой американского рабочего движения, был шведским иммигрантом и прежде назывался Юн Хиллстрем. Реже фамилии переводились на английский язык по смыслу, например, фамилия «Gr0nefjell» (Зеленое поле) становилась «Greenfield», «Haugen» (холм) — «Hill». Иногда просто принимались фамилии английского типа, без всяких звуковых или смысловых ассоциаций. Знаменитый американский поэт и писатель Карл Сэндберг (Sandburg) был сыном шведского иммигранта Аугуста Джонсона (Johnson) и фамилию переменил потому, что в иллинойсском шведском поселке, где жила его семья, он имел много однофамильцев. Муж информаторши Ф. Фьельстрем, шведский иммигрант Эриксон, приняв американское гражданство, сменил фамилию на Холл. Канзасские шведы нередко американизировали свои фамилии, иногда брали себе фамилии своих первых американских хозяев. В результате всех подобных превращений случалось, что в одной семье бытовало несколько фамилий.

Еще чаще американизировались имена, особенно в городах. Сходные и родственные формы принимали бытовавшие и в Скандинавии, и в Америке имена библейского или общегерманского происхождения. В других случаях обычно старались сохранить первую букву норвежского, например, имени. Так, норвежский иммигрант по имени Том мог прежде носить любое норвежское имя, начинающееся на «Т». Молодые американские родственники Дж. Беркленд превратились из Johann и Gunvor в Джона («John») и Гертруду («Gertrude»).

Когда у иммигрантов рождались в Америке дети, им, судя по церковным записям, которые изучал Хауген, давали имена по старому обычаю: в память умерших, в честь старших родичей. Но молодое поколение свело это правило к тому же символическому повторению первой буквы. Предполагаемого Расмуса крестили Робертом. Часто давались имена, общие американцам и норвежцам: Альберт, Мартин. Из чисто американских имен, которыми назвали большинство детей, родившихся в 80-х и 90-х годах, популярно было имя Норман. У шведов (по крайней мере, канзасских) давались имена, не бытовавшие в Швеции: Кларенс, Роберт, Хейзел, Генри, Филлис. Девочек стали раньше и чаще называть американскими именами, чем мальчиков, особенно часто — Бетси и Джулия. Им же раньше стали давать по два имени — согласно американскому обычаю, который распространился и на мальчиков, в результате чего появились американские норвежцы с именами типа «Бенджамин Франклин».

Хаpaктерны имена домашних животных. Коровы норвежских фермеров, за которыми ходили женщины, выращивавшие их в своем хозяйстве из телок, носили традиционно норвежские коровьи клички. Быки же и лошади, на которых работали мужчины, зачастую покупавшие их у американцев, чаще имели клички американские. Однако в начале XX в. американизировались и коровьи клички. С индустриализацией молочного хозяйства и переходом его в мужские руки коровы, по выражению Хаугена, перестали быть члeнами семьи.

Вытеснение иммигрантских языков в городах

Английский язык быстрее всего вытеснял иммигрантские языки в городах. Это общее правило, относившееся, конечно, и к скандинавским языкам, реализовалось не только стихийно и автоматически. В Чикаго некоторые шведские национальные общества организовали обучение своих члeнов английскому языку. В Сиэтле норвежское молодежное общество открыло в 90-х годах вечернюю школу, где английскому языку обучали бесплатно. В приморском орегонском городке Порт-Таунсенд немногочисленное норвежское население содержало вечернюю школу английского языка для моряков и других. Некоторые церковники, опасаясь перехода норвежцев, особенно городских, в англоязычные американские церковные организации, настаивали на введении английского языка в норвежскую церковную службу. Судя по письмам читателей в норвежские газеты Калифорнии, в 80-е годы английский язык действительно вытеснял там норвежский и в церковной службе, и в других областях. О скандинавских церковных учебных заведениях Миннесоты на грани XX в. современник писал: «Скандинавские языки год от году теряют в этих школах почву, и в большинстве их для повседневного общения употрeбляется почти исключительно английский. Он же сообщал, что в скандинавских лютеранских школах Айовы «скандинавские языки постепенно уступают место английскому». По данным Бэбкока, в мелких колледжах, семинариях и в газетах многочисленных скандинавских сект преобладал в тот же период английский язык. Правда, тот же Бэбкок отмечает, что языком богослужения скандинавских церквей в начале XX в. больше бывал родной. В лютеранской церкви канзасского шведского поселка английский язык стал входить в употрeбление с 1885 г., а в XX в. он там, как и в местном шведском колледже, вытеснил шведский язык. Однако в масштабе всей страны, по наблюдениям Фл. Джансон, шведские церкви стали заменять в богослужении шведский язык английским лишь в третьем десятилетии XX в.

Исследования Хаугена подтвердили тот известный и по другим национальным группам факт, что родной язык иммигрантов лучше всего сохраняется при компактном однонациональном поселении. В норвежском поселке такого типа в Висконсине даже единственная ирландская семья говорила по-норвежски. Норвежцы сохраняли свой язык несколько дольше и в большей степени, чем другие скандинавские иммигранты, что можно объяснить именно таким компактным поселением части их в сельских районах Среднего Запада. Но и там уже в 90-х годах английским языком в той или иной степени пользовались почти все норвежские семьи.

В конце XIX в., когда уже были распространены романы из норвежско-американской жизни на английском языке, шведская клерикальная газета рекламировала шведские переводы «Хижины дяди Тома» и учебники английского языка. Следующим шагом было двуязычие, а за ним — переход на английский язык. Ф. Фьельстрем констатировала для нашего времени, что шведский язык в калифорнийской долине Сан-Хоакин исчез из обихода, хотя некоторые шведские блюда сохранились. К сходному выводу относительно канзасских шведов пришел Пилблад.

Национальное самосознание скандинавских иммигрантов

Национальное самосознание скандинавских иммигрантов, по-скольку оно противостояло американскому, имело одну скоро-преходящую и неярко выраженную особенность — скандинавизм. Если истоки его были в европейском панскандинавском движении, то в Америке он питался первоначальной немногочисленностью скандинавских выходцев при их языковом и культурном родстве. Это проявилось и на Дальнем Западе. В Сан-Франциско, например, малочисленные выходцы из Скандинавских стран тянулись друг к другу — иначе перед ними маячила перспектива быстро затеряться в американской среде — перспектива, которая для большинства их, еще в большей степени, чем в других американских городах, и реализовалась. В «Скандинавском обществе» Сан-Франциско говорили на смеси скандинавских языков, а по мнению упоминавшегося уже норвежского священника Хвистепдаля, скандинавы этого города по причине малочисленности американизируются быстрее, чем где бы то ни было. В Чикаго существовала примерно такая же ситуация. И там имелись общескандинавские организации, среди них — социалистическое общество «Скандинавский интернационал», основанное в 1872 г. и имевшее около 20 члeнов.

Кнут Гамсун, который в 80-х годах два раза жил в США, занимаясь там случайными работами, выпустил по возвращении в Европу книгу, написанную в чрезвычайно враждебном, предвзятом, даже грубом по отношению к Америке тоне. По затронутому выше вопросу там, в частности, говорится: «Американцы до такой степени невежественны в своих познаниях о чужих странах и народах, их населяющих, что они, например, всех скандинавов без разбора называют шведами».

Подъем этнического самосознания американских норвежцев, шведов и датчан стимулировался развитием национального движения в самих Скандинавских странах в конце XIX — начале XX в. Норвежцы Сиэтла праздновали, например, в 1889 г. норвежский национальный праздник 17 мая. Что касается американских датчан, то в их национальном движении ярче всего выступала деятельность выходцев из Шлезвига, бежавших из Европы от немецкого угнетения.

Национальные организации создавались во всех трех скандинавских группах — подобно тому, как возникали они у других иммигрантов. С 90-х годов существовала, например, общеамериканская организация «Сыны Норвегии». Действовало также широкое движение норвежских землячеств. Разнообразие шведских организаций в Чикаго представляло, вероятно, весь спектр шведских национальных организаций в США. Возглавлялось большинство их буржуазными элементами — выходцами из имущих слоев Швеции и преуспевшими в Америке людьми: Эти» общества были далеки от иммигрантской массы. Они противопоставляли свое влияние влиянию церкви, хотя не были антирелигиозными, и проявляли враждебность главным образом к возрожденческим движениям, имевшим широкую опору в низах шведской иммиграции. Либеральная часть этих обществ — и соответствующие газеты — превозносила Америку и ратовала за быстрейшую американизацию иммигрантов, как и подобные норвежские организации. Возникали, особенно в 80—90-х годах, шведские и норвежские рабочие общества.

Участие американских скандинавов в политике

В вопросах американской партийной политики скандинавы были известны своей поддержкой республиканской партии. Ч. Бирд связывал эту позицию с проведенным республиканцами во время гражданской войны законом о гомстедах, которым скандинавские иммигранты широко воспользовались. По мнению Бэбкока, висконсинские скандинавы оказывали относительно большую поддержку республиканцам, чем считавшиеся опорой республиканской партии немцы. Связана с этой партией была и лютеранская церковь. Однако в середине 80-х годов многие американские скандинавы отошли от республиканцев — они втянулись в фермерское движение и перешли к популистам. Как отмечал современник, в этом сыграло роль массовое пополнение скандинавского рабочего и городского населения и, прибавим, растущее вовлечение американских скандинавов в орбиту общественно-политического развития США. На Дальнем Западе, где, как уже отмечалось, ассимиляционные процессы среди скандинавов зашли дальше, норвежские буржуа чаще бывали республиканцами, а рабочие и фермеры победнее поддерживали демократов и популистов. В те же годы энергичнее развивалось среди скандинавов рабочее и социалистическое движение.

В области политической борьбы американские скандинавы конца XIX в. обладали особенностью, которой отличались мало какие иммигрантские группы — они участвовали в американских шовинистических организациях. Это стало возможным вследствие их протестантства и их положительного стереотипа. Крупнейшей шовинистической организацией этого периода была Американская защитная организация (АЗО). Имея антииммигрантскую и антисоциалистическую направленность, эта организация, базировавшаяся преимущественно на Среднем Западе, вовлекла в свою орбиту иммигрантов-протестантов нескольких национальностей: британских выходцев, канадцев, шведов, даже немцев и т. д.

Чтобы не отпугивать «верных шведов, шотландцев» и т. п., пропаганда АЗО подчеркивала не столько требование ограничения иммиграции, которое в те годы уже выходило на передний край американской общественной жизни, сколько антикатолицизм. Он, особенно в своей антиирландской части, находил отклик среди скандинавских иммигрантов, хотя национальной дискриминации подвергались и они. Сильны были, например, антиирландские настроения среди чикагских шведов. Частью антикатолической пропаганды АЗО была защита «красного кирпичного домика» — государственной школы — от школы приходской, католической. Это тоже имело успех среди скандинавов, которые в большинстве своем отдавали детей именно в государственные школы (а пе приходские лютеранские) и были известны своей приверженностью к «public School».

Десятилетием раньше калифорнийские норвежцы участвовали в антикитайском движении, возглавленном «Рабочей партией» Кирни, которая даже имела в Сан-Франциско скандинавский филиал. В ряде отраслей китайские рабочие являлись прямыми конкурентами норвежских. К. Бйорк, который обработал множество читательских писем, помещенных в норвежских газетах Дальнего Запада, нашел в них по отношению к китайским иммигрантам лишь «сильнейшую неприязнь», которую высказывали читатели разных социальных слоев — от пасторов до безработных. Травля китайцев была хаpaктерна не столько для скандинавских иммигрантов, сколько для Дальнего Запада, откуда она распространилась на всю территорию страны. Для скандинавов же участие в ней, как и в АЗО, явилось таким свидетельством приобщения к весьма существенным чертам «американского образа жизни», какого удостаивалась не каждая иммигрантская группа.