Культура и быт немцев в США, язык, традиции, праздники

Первым, что отделяло немецких иммигрантов от других обитателей США, был язык. В этом отношении они сразу же попадали в гораздо более трудное положение, чем ирландцы. Но если язык, который в данном случае служил не средством общения, а барьером, отгораживал немцев от новых сограждан, то он же, на этот раз уже в своей истинной сущности, как средство общения, сплачивал их между собою. Все иммигранты, говорившие на немецком языке, независимо от того, в каком европейском государстве они прежде жили, чувствовали себя в Америке «Dutch». Переселенцы из Эльзаса, например, держались заодно с германскими уроженцами, вступали в их организации.

Содержание

• 1. Немцы в Пенсильвании
• 2. Развлечения немцев, которые они принесли в США
• 3. Сухой закон

Одним немецким языком иммигранты не могли обойтись в США; они были вынуждены в той или иной мере осваивать английский язык, и это влияло на тот немецкий язык, который они употрeбляли в общении с соплеменниками.

Немцы в Пенсильвании

Хаpaктерный пример того, к чему приводил такой процесс, дают пенсильванские немцы, язык которых, впрочем, к середине XIX в. уже сложился. Пенсильванские немцы жили компактно, в фермерских поселениях, и сохранили многие черты быта и культуры своих немецких предков. В основу их языка легли верхненемецкие диалекты, которые сохранились у них и тогда, когда в самой Германии они были в значительной степени вытеснены.

Подобные явления наблюдаются у франко-канадцев, в испанском языке Аргентины, в португальском языке Бразилии и т. д. Язык страны эмиграции и язык переселенцев, оказавшись в разных общественных условиях, развиваются разными путями, тем более, что под действием процесса ассимиляции на язык переселенцев влияет язык страны иммиграции.

Из смеси верхненемецких диалектов и английских примесей образовался язык пенсильванских немцев, на котором и в наши дни говорит почти 1 млн. человек. При сохранении немецких грамматических и синтаксических форм в этот язык влилась английская лексика, а произношение английских слов изменилось в соответствии с навыками немецкой артикуляции. Звонкие согласные, например, заменялись глухими и наоборот. Немцы середины XIX в. уже с трудом понимали этот язык. Один из них писал о «пенсильванцах, чей ломаный язык сохранил еще несколько тысяч слов, напоминающих Германию». А американский автор того времени писал: «Трудно решить, преобладает ли в их языке немецкий, голландский или английский элемент. Язык этот почти непонятен немцу».

Самобытный язык мог сохраниться у пенсильванских немцев только при условии известной бытовой изоляции. «Они сохраняют старое франкское платье и обычаи», — писал о них в середине XIX в. американский публицист. О созданной ими на американской почве самостоятельной культуре свидетельствуют и процветавшие у них до гражданской войны народные промыслы. «Их прикладное народное искусство богато, — пишет о пенсильванских немцах фольклорист Дорсон, — и в сущности превосходит мастерство любого другого района». Хаpaктерно, что орнаменты на изделиях пенсильванских немцев преимущественно старонемецкие, но есть и американские, например, орел с герба США, появившийся на этих изделиях после войны за независимость. Старые народные песни, привезенные из Германии, чередуются с балладами по английскому образцу. Многие фольклорные мотивы заимствованы у африканцев и связаны с жизнью на «frontier» — границе обжитых районов ОША. Пенсильванские немцы создали множество пословиц. На их языке имеется литература. В середине XIX в. стихи на языке пенсильванских немцев писал, например, священник Генри Харбо, а во второй половине столетия песни и бытовые рассказы — Генри Фишер.

Язык пенсильванских немцев — многочисленных, старожилов Пенсильвании — повлиял на речь окружающего населения. Об этом свидетельствует Лакиер: «Впрочем, преобладание немецкого языка и немецкой народности имело неминуемым последствием то, что и сами американцы Пенсильвании внесли в свой язык некоторые немецкие слова, но число их незначительно». О языке пенсильванских немцев Лакиер отзывается весьма пренебрежительно, как о «безобразной смеси» английского и немецкого языков. Впрочем, такое же впечатление произвел на него язык, которым объяснялись немцы в других штатах. «Частенько слышится на здешних улицах также смешанная немецко-английская речь, какая поразила меня в Пенсильвании», — писал он о Сент-Луисе.

О том, на каком английском языке говорили зачастую американские немцы, дает некоторое представление юмористический стихотворный сборник американского поэта Ч. Леланда, переводчика Гейне. Баллады Ч. Леланда публиковались в американских журналах, начиная с 1857 г., и снискали большую популярность. Имя их героя Ганса Брайтмана, американского немца, стало нарицательным. Баллады написаны на совершенно непереводимой смеси английского и немецкого языков, напоминающей язык пенсильванских немцев. Разумеется, следует сделать скидку на преувеличения, обусловленные сатирическим хаpaктером баллад, но основные тенденции «смешения языков» в них даны очень выпукло. Только тенденции эти, в отличие от языкового развития пенсильванских немцев, не получили продолжения за пределами первого поколения иммигрантов. Второе поколение просто говорило по-английски, хотя и знало немецкий язык.

Несмотря на то, что у англоязычных американцев английский язык немецких иммигрантов вызывал насмешки, в среде самих этих иммигрантов бытовало убеждение, что они культурнее американцев. Ввиду необычайно большой доли интеллигенции в немецком населении, причем интеллигенции, в значительной части для своего времени передовой, это утверждение могло иметь под собой основание. Во всяком случае, немецкое население активно проявляло себя в разных областях культуры.

Немецкие педагоги создали в США ряд образцовых по тому времени школ. Самой известной из них была «немецко-английская академия» в Милуоки, организованная участником революции 1848 г. Энгельманом. «Академия» была совокупностью школ разных ступеней, ее посещали и американские дети, а педагогическое ее влияние распространялось далеко за пределы Милуоки. Немецкие учителя создавали педагогические общества. Осенью 1850 г. в Нью-Йорке, например, было создано общество немецких учителей. Кроме подыскания своим члeнам работы, оно ставило перед собой методические задачи и целью своей считало просвещение немецкого населения. Общество имело успех, и подобные ему общества вскоре возникли в Балтиморе, Сент-Луисе и Цинциннати. Педагогическим нововведением, принесенным немцами в Америку, был детский сад. Первый в США детский сад был открыт в Висконсине Маргаритой Шурц, женой крупного американского политического деятеля немецкого происхождения Карла Шурца. В конце 50-х годов в Бостоне детский сад организовал немецкий революционер Дуэ.

Развлечения немцев, которые они принесли в США

В монотонный быт, установившийся в Америке под влиянием пуританских традиций, немцы внесли коллективные развлечения. Для них такие увеселения, особенно в первые десятилетия жизни в новой стране, служили средством провести время в кругу соотечественников и единомышленников. По воскресным и праздничным дням выезжали за город, устраивали пикники. Целыми рабочими обществами ходили на загородные прогулки. Собирались бывшие студенты германских университетов. В 1858 г. они, например, отпраздновали 300-летие Иенского университета. Вообще, памятные даты отмечались торжественно. В американский национальный праздник 4 июля немецкие военные отряды шествовали по улицам, а немецкое население устраивало пикники за городом. Особенно усердно праздновались немецкие национальные годовщины, как связанные с Европой, так и связанные с Америкой. В разгар травли иммигрантов в 50-х годах, например, состоялись празднества в память Штойбена, видного участника американской войны за независимость, немецкого барона. В 1859 г. самым торжественным образом праздновалось столетие со дня рождения Шиллера. Устраивали иллюминацию, вывешивали флаги на домах, маршировали в факельных шествиях, стреляли из пушек. Конечно, ставились пьесы Шиллера и произносились речи в его честь. Немецкие рестораторы изготовляли «шиллеровские торты» и даже, блюдя «национальное единство», бесплатно кормили бедняков. Шиллеровокие торжества были организованы революционными эмигрантами, которые почитали Шиллера, но не поощряли празднования юбилеев Гете, этого, по их мнению, «княжеского наемника». Через три года после шиллеровских торжеств в нью-йоркском Центральном парке, созданном незадолго до того при деятельном участии немецких специалистов разных отраслей (в том числе Вейдемейера) поставили первый памятник—бюcт Шиллера, изваянный на деньги нью-йоркских немцев. Еще в 1850 г. «Нью-Йорк дейли трибюн» сообщала, что 10 ноября «наши немецкие сограждане должным образом отметили» день рождения трех знаменитых людей — Лютера, Шиллера и Роберта Блюма. Память Роберта Блюма, деятеля революции 1848 г., казненного после подавления венского восстания, свято чтилась в кругах революционной эмиграции; годовщина его cмepти традиционно отмечалась немецкими рабочими и социалистическими организациями.

Немецкие иммигранты принесли в Америку, где прежде, по французской традиции, праздновали только новый год, обычай праздновать рождество. Разукрашенные елки, рождественские подарки, поздравительные открытии — все это было новостью для американцев и, несмотря на возражения некоторых протестантских сект, быстро распространилось. Немецкий каррикатурист Томас Наст делал рождественские рисунки, а предприимчивый делец Луис Прэнг, участник германской революции 1848 г., стал изготовлять стандартные поздравительные, рождественские и пасхальные, открытки.

Американские немцы не могли смириться с пуританским воскресеньем, когда запрещались всякие развлечения, когда все, кроме молитв, считалось греховным, когда даже поездки на конке рассматривались как нечто сомнительное, а газеты серьезно обсуждали вопрос о том, допустимы ли они. «Сегодня американское воскресенье, — писал Гризингер. — Ни в какой другой день, ни в какой другой час не ощущает немец глубже, что он чужак, в чужой стране и всегда останется иностранцем».

Немецкое население открыто боролось с воскресными запретами и пыталось обходить их. Формой протеста были в частности воскресные пикники. Под предлогом концертов церковной музыки, которые одни только и разрешались по воскресеньям, играли вальсы Штрауса, давали веселые представления, открывали рестораны с продажей пива. Корреспондент «Нью-Йорк дейли трибюн», которой, несмотря на положительное в общем отношение к иммигрантам, случалось помещать и враждебные им материалы, с возмущением описывал, как жители немецкого округа в Вильямсберге по воскресеньям ходят в католическую церковь, а потом целый день веселятся в многочисленных пивных под музыку. Другой корреспондент той же газеты доносил о воскресных развлечениях немцев в пуританско-ханженском тоне: «Той части населения Восточного Нью-Йорка, которая любит закон и порядок, сильно докучает воскресный приток из Нью-Йорка, Бруклина и Вильямсберга множества шумливых немцев, посещающих местные питейные заведения, оскверняя и нарушая покой дня субботнего своими пивными песнями… Не соблаговолят ли власти вмешаться и привести в исполнение существующие законы страны».

Воскресные развлечения и пикники обязательно сопровождались пивом — самой внешне хаpaктерной чертой быта американских немцев, которая навлекала на них столько нападок. Написанный в покровительственно-пренебрежительном тоне фельетон нью-йоркской газеты перечисляет типичные черты немцев: наряду с трудолюбием и бережливостью —пристрастие к музыке, танцам и, конечно, пиву. За потрeбление спиртного осуждали и ирландцев, но они, в отличие от немцев, пили преимущественно водку. В одной из баллад о Брайтмане, которая называется «Пикник», немцы пьют пиво, слушают песни дeвyшек, и все идет чинно и благородно. Но под конец они напиваются «янки брэнди», горланят со своим непередаваемым акцентом «К дьяволу вино! К черту пиво! Плевать нам на трезвость!» и убивают явившегося к ним проповедника трезвенничества.

Сухой закон

Когда в 1858 г. в Айове был принят закон о запрещении спиртных напитков, то в него включили оговорку о разрешении легких вин и пива. Это была уступка немецкому населению.

«Сухой закон» был принят в 50-е годы в некоторых штатах, и кампания за его принятие велась по всей стране. Это был один из тех второстепенных вопросов общественной жизни, вокруг которых поднимался большой шум и которые, намеренно или ненамеренно, отвлекали народ от важнейшего вопроса эпохи — освобождения рабов. Немецкое население повсюду весьма активно и энергично выступало против кампании за принудительную трезвость. Особенно чувствовалось это в западных районах с большим немецким населением, например, в Висконсине. Когда в штате Охайо был принят «сухой закон», «Нью-Йорк дейли трибюн», рьяная поборница трезвенничества, удивлялась этому — ведь «Охайо в значительной степени населен недавними иммигрантами из Германии, которые решительно враждебны тому, чтобы ограничивалась для человека свобода превращать себя в животное. Сухой закон мог быть принят только вопреки желаниям этих иммигрантов.

Все попытки трезвеннической пропаганды среди немцев проваливались и не оставили после себя заметного следа, какой оставило, например, ирландское общество трезвости во главе с отцом Мэтью. Против «сухого закона» и заодно против пуританского воскресенья выступали все слои немецкого населения. Нечего уж и говорить о пивоварах, о многочисленных тpaктирщиках, бакалейщиках и т. п., корыстно заинтересованных в торговле спиртным. От принудительного трезвенничества оборонялись все потребители пива. С ним боролись немецкие национальные организации. Воскресные запреты и «сухой закон» считались нарушением личной свободы. Немецкие радикальные и демократические общества энергично высказывались против них. И. Вейдемейер в своих экономических статьях «выступал против трезвеннических движений, основанных на понижении заработной платы рабочих». Так же он отозвался о трезвенничестве в письме к Марксу. Клусс писал Марксу, что он понимает трезвенническое движение как «попытку промышленной буржуазии снизить заработную плату и обратить рабочих в машины». Другие представители рабочих заявляли, что рабочие собираются главным образом в пивных и не желают их принудительного закрытия.

И поборники, и противники принудительной трезвости не стеснялись в средствах. Трезвенники делали обыски, охотясь за спиртным, при этом случались столкновения, даже убийства. Так было, например, в Айове. Защитники пива образовали в Сент-Луисе «Общество Гамбринуса» и устраивали демонстрации. В Чикаго в 1855 г. произошли «пивные бунты», в которых немцы выступали вместе с ирландцами. Страсти накалялись, «пивной вопрос» принимал неподобающие ему размеры, заслоняя по временам истинно важные вопросы общественной жизни — рабство, классовую борьбу рабочих. Против этого выступали представители левых немецких кругов. Активизация рабочих организаций, распространение прогрессивных газет, разоблачение происков рабовладельцев привлекали внимание иммигрантских масс к коренным проблемам окружавшей их действительности.

Автор: Богина Ш. А.